Сергей Дигол - Отпечатки на следах [СИ]

Наташа кивнула — слишком быстро и откровенно, и покраснела, еще больше выдавая свою осведомленность. Но секретарша уже повернулась боком и, открыв дверь в кабинет, кивком головы пригласила Наташу войти.

Обменявшись улыбками и именами с фамилиями, Олтяну и Наташа уселись в кресла, приставленные под углом 90 градусов, так, что иногда их ноги касались друг друга.

— Рита, принеси–ка нам чаю! — успела крикнуть Олтяну в уже почти закрывшуюся в приемную дверь.

Ситуация позволила Наташе задержать на ней взгляд, и у нее на секунду даже промелькнуло в достоверности письма московского соглядатая. Не было никакой блондинки с блестящими от лака волосами и короткой юбки; перед Наташей сидела женщина с заплетенными в хвост темными волосами, а ее большую часть ее ног скрывали расширяющиеся книзу костюмные брюки.

— Вот что мы планируем, Наталья — словно продолжая читать письмо, вернее, его не дошедшее до адресата продолжение, начала Олтяну, и Наташа представила, как Надежда Павловна возвращает, вернее, просто кидает листок с текстом послания своим подчиненным, которые, конечно же, снова все напутали и опять упустили то, на чем она уже несколько раз акцентировала внимание.

— Журналистское расследование в женском журнале, — многозначительно сказала Олтяну. — Вас не смущает такое сочетание?

— В общем, — чуть откашлявшись, пожала плечами Наташа, — необычно, конечно.

Вошла секретарша, поставила на столик между креслами поднос с двумя дымящимися чашками, блюдечком с дольками лимона, сахарницей с рафинадом и вазочкой с кусочками персика, тонущими в варенье из собственных собратьев.

— Вот именно — необычно. — довольно подтвердила Олтяну и бросила в чашку кубики сахара. — Фишка, разве нет?

Покосившись на поднос, Наташа неопределенно кивнула.

— Представьте себе — держа перед собой чашку и размешивая сахар, Олтяну откинулась в кресле, — по настоящему острые проблемы, волнующие современных молдавских женщин. Насилие в семье. Дискриминация по половому признаку. Изнасилование как феномен, кстати, — она многозначительно подняла брови. — Десятки острейших тем, и для каждой — конкретный случай из жизни, конкретное журналистское расследование. С вашим–то опытом в криминальных репортажах.

— У вас же все–таки развлекательный журнал, — подняла чашку Наташа, — бомонд, кухня, косметика. Личная жизнь звезд. По–моему, расследования — не совсем формат.

— Плевала я на форматы, — решительно перебила Олтяну и чуть улыбнулась, — извините за прямоту. Мы выжили потому, что никогда не прислушивались к советам. А нам, кстати, все вокруг твердили, что женский журнал в Молдавии — это утопия. И вообще — полноцветный журнал. Ваша рубрика, если конечно, вы согласитесь с нашим предложением — лишь первая ласточка. Будут и другие, и поверьте, через год журнал не узнают, хотя и читать не перестанут. Наоборот, я уверена, что тираж только возрастет.

Она отхлебнула из чашки, а Наташа только сейчас заметила, что все еще размешивает давно растворившийся сахар. Что и говорить — Олтяну без труда удавалось привлечь внимание, даже, как оказалось, изначально настороженного человека.

— Между прочим, — оживилась Надежда Павловна, — наш главный редактор, Виктория Эдуардовна, полностью согласна с подобной редакционной политикой. И с кадровой политикой, кстати, тоже. Поэтому, наверное, не станем ее дожидаться, чтобы согласовать условия нашего сотрудничества. Шестьсот евро в месяц — не слишком скромная для вас зарплата? Для начала, разумеется? Вы чай пейте–то.

Наташа сделала два жадных глотка, но не обожглась — чай слишком долго ждал этой дегустации. В Наташиной голове происходило что–то невообразимое: ни на секунду не забывая, что все, что она увидит и услышит здесь — всего лишь приманка, она все же решила не отступать и более того, проглатывать все забрасываемые ей крючки.

— Я согласна — сказала она.

— Ну вот и хорошо, — сказала Олтяну и Наташа чуть слышно выдохнула. — Зайдите в отдел кадров, там вам дадут кое–какие анкеты. Чистая формальность, требования трудового кодекса.

Они поднялись, и Олтяну лично вышла проводить Наташу в коридор. Там она застыла у раскрытой двери, словно следила, чтобы Наташа не перепутала дверь или, показалось Наташе, не дай бог, не вздумала сбежать. В отделе кадров какая–то женщина, не поздоровавшись и даже не подняв на Наташу глаз, совершенно неожиданно, после столь триумфального собеседования, попросила у нее паспорт. Приняв документ, неучтивая женщина нахмурилась, сосредоточившись на фотографии, а когда внезапно подняла голову, в глаза Наташе ударил резкий свет, попеременно загораживаемый какими–то силуэтами. Поморгав, Наташа поняла, что свет бьет с потолка, вернее, с вмонтированных в него ламп и что силуэты — не что иное, как чьи–то головы, головы суетящихся над ней людей. Осознав это, Наташа тут же почувствовала под головой холодную кожу диванной обивки, а на лице — стекающие струйки — вероятно, воды.

— Ну слава богу! — раздалось эхом в ее голове, и Наташа узнала голос Надежды Павловны.

— Где я? — спросила Наташа и попыталась подняться.

— Осторожно! — подхватила ее за руку другая женщина, та, что попросила у нее паспорт, — Вы в редакции.

Наташа огляделась: она была в том же кабинете, но ощущения у нее были странные: ей казалось, что никакого провала с ней не случилось, но в то же время было такое чувство, что она провела здесь целую вечность.

— Как вы себя чувствуете? — спросила, наклонившись и заглядывая ей в глаза, Олтяну.

— А что со мной… произошло?

Наташа испуганно схватилась за лоб: с головой творилось что–то неладное — не боль и не головокружение, а какое–то опустошение. Словно у нее конфисковали все мысли.

— Обморок — услышала она третий голос.

Это была Рита, секретарша Олтяну. В руке она держала стакан с водой.

— Может, скорую вызвать? — спросила, почему–то Надежду Павловну, хозяйка кабинета.

Олтяну выпрямилась и смерила Наташа взглядом.

— Вы не беременны? — спросила она.

Наташа подняла глаза и мотнула головой.

— Я лучше на такси поеду. Домой, ладно? — она словно просила разрешения.

— Рита, вызови машину! — скомандовала Олтяну и подала Наташе принятый у секретарши стакан. — Выпейте еще.

Когда такси тронулось, Наташа облегченно вздохнула. Ей хотелось домой, поскорее от этого теперь казавшегося ей странным места, но какая–то мысль, несмотря на почти полную опустошенность, все же не давала ей покоя.

Потом она вспомнила.

Ровно в тот момент, когда в кармане щелчком напомнил о себе диктофон.

13

— Мне очень жаль, поверьте, очень жаль, — говорит майор Апостол и в подтверждение, которое больше походит на оправдание, хлопает себя ладонями по бедрам.

— Вы считаете, ее больше нет? — спрашивает в лоб, а смотрит чуть ниже, глаза в глаза, Олег Сорочан.

— Я не знаю, — честно отвечает следователь.

— Мне надо выйти отсюда, — собирается с мыслями Сорочан, — я могу СИБ к поискам подключить.

— Роль СИБа в вашем деле не совсем ясна. Я бы не стал пока подключать их.

— Не стали бы? Вы и не можете. Что вы вообще можете? — раздражается Сорочан.

Николай присаживается напротив Сорочана. Бизнесмен словно почернел, несмотря на то, что выбрит: ест он мало, хотя и имеет в полном распоряжении привычный рацион стоимостью, наверное, в треть рациона остальных обитателей КПЗ. Весть о пропаже жены, надо полагать, окончательно испортила ему аппетит.

— Возможности у меня не такие, как у вашего друга из СИБа, вы правы. Вот только я сомневаюсь…

— Да бросьте вы! Сколько можно повторять? Человек надежнейший, я знаю что говорю. Нас связывает… не важно. В общем, пойди я ко дну, легко утяну за собой и его. И он, кстати, меньше всех заинтересован, чтобы я тут оставался.

— Такое ощущение, что в этом заинтересованы все, кроме вас.

— Это нужно и мне, — Сорочан запнулся, — теперь.

— Я понимаю. Только кто–то еще, кто–то совсем неслабый, очень не хочет, чтобы вы оказались на свободе.

Сорочан недоверчиво усмехается.

— Да–да, представьте себе. И я не уверен, что вы вот так — Николай щелкнул пальцами — легко выйдете отсюда.

— Кто же может мне помешать в этом?

— Я же говорю: кто–то. Я пока не знаю.

— Опять не знаете — разочарованно развел руками Сорочан.

— Может случиться, что и не узнаю. Дело у меня вот–вот отберут…

— То есть? — нахмурился Сорочан.

— Да–да, — кивнул Николай. — И даже ваш адвокат, поверьте, ничего… Олег Николаевич, все ли вы знаете о своей жене?

— Послушайте, — задетый за живое, вспыхнул Сорочан, — убийца известен. Это я, так? Так какого черта еще? Оставьте, наконец, мою жену в покое? Вместо того, чтобы заниматься ее поисками, вы… вы… — он часто задышал. — Я требую адвоката. Пусть пригласят адвоката!